Флорентийские новеллы XIV века.

[.Кирилл.]

Читаю.
___________________
«...Когда торговая дорога, вымощенная еще римскими легионерами, приводит странников к семи воротам Флоренции, словно ангел-поводырь слепого Товию, сердце путника жаждет вместить те чудеса, которыми славится цветок Тосканы на все стороны света: дома-башни вечно враждующих гербовых семей, кичливо глядящие бойница в бойницу; мосты Каррайя и Рубаканте, вознесенные в вогнутую синеву небес, как языки пламени, гранаты или груди влюбленной женщины; купола Дуомо и Баптистерия; сады, сбегающие по голубым холмам Сан-Миниато, полные глициний, аравийский роз, кувшинок и золотых рыб в обложенных порфиром и мрамором водоемах; пространные площади и лоджию Дворца приоров, которая населена безгласным племенем мраморных героев и богинь.
Но Монна Флоренция обманывает ожидания восхищенных иноземцев: напрасно вы ищете Флоренцию в кварталах богачей, не в парадном платье явлена она людям – живая для живых, она гнушается праздничных нарядов, прекрасная Флоренция в лохмотьях, босоногая, бесстыжая, простоволосая, украшенная всего лишь веточкой мимозы в волосах юной торговки фисташками, смешливой, беспечной и бедной, как ласточка.
Там, где река Арно, как кобылица, стряхивает прочь праздничные дуги богатых мостов с ювелирными лавками и изваяниями, и ночью не прекращают трудов сукновальные колеса и водяные мельницы.
Там, где убогие жилища лепятся друг к другу, словно пчелиные соты, и, выглянув в окна, можно пожать руку соседу из дома напротив или выудить кусок мяса из похлебки зазевавшейся хозяйки.
Там, где кричат водоносы, поют и бранятся погонщики ослов, песковозы, монахи-голодранцы и поденные работники.
Там, где завтракают горстью воды и пустыми обещаниями, а ужинают черствым хлебом и несбыточными надеждами.
Там, где грановитое солнце валится под тяжестью собственного вечернего жара за терракотовые плоские крыши и на небеленых стенах домов греются ящерицы, словно буквы неведомых алфавитов, и, остывая, поют, потрескивая, камни, и летучие мыши вторят им немыми арабесками, пугаясь масляных ламп, с которыми выходят в палисадники матери, чтобы позвать детей к молитве и ужину.
Там, где на масленичной неделе мириады белых бабочек знаменуют весну, тысячами являются они из ниоткуда, и порхание их, и трепет, и пыльца с крыльев живым золотом завоевывают дворы и сквозные переулки. Тысячами торжествуют они утром и тысячами гибнут к вечеру, так что улицы кажутся занесенными снегом; уличные мальчишки сгребают мертвых однодневок в кучи и устраивают потешные костры и, хохоча, носятся среди искр и легких хлопьев пепла – так белые бабочки Флоренции становятся черными и обретают бессмертие.
Там, где женщины в черных шалях ткут на улице, обнажив грудь, и спят каменотесы вповалку, сраженные дневным сном, среди раскаленного щебня, и шершни вылетают из разинутого рта заваленной мусором античной мраморной головы сатира.
Там, где прямо в пролеты безымянного моста, словно гнезда береговушек, вделаны ниши-кельи монахов-затворников murato, питающихся скудных подаянием и дождевой влагой; из года в год их исступленные глаза видят мутные волны Арно и синюю даль холма Сан-Миниато со всеми недоступными им земными радостями цветения и зрелости, увядания и возрождения.
Там – в нищем квартале Олтрарно, среди gente meccanica*, ищите и найдете Монну Флоренцию.»
___________________
*Gente meccanica – трудяги, поденные рабочие.